Выбор, которого не было - Страница 2

Саня осторожно шагнул поближе к столу и положил на него сильно помятую плохого качества бумагу, исписанную то ли мягким карандашом, то ли плохой гелиевой ручкой. И тут же отшагнул подальше, стараясь не дышать на Старика вчерашним перегаром и свежим махорочным духом.

Старик покачал головой, скосив глаза на бумагу, и попросил:

– А ты бы своими словами, Саня?

Этого парня он знал хорошо и понимал, что разбор его косноязычных каракулей займет гораздо больше времени, чем устное выслушивание рассказа, ведь говорить Саня умел гораздо лучше, чем излагать те же мысли на бумаге.

– Да чего тут рассказывать-то? – развел руками Саня и тут же прикрикнул на своих подчиненных, продолжающих неравную борьбу с негром: – Да утихомирьте вы его, черти!!!

Ободренный распоряжением начальник один из ребят с размаху саданул кулаком по затылку чернокожего так, что у того лязгнули остатки зубов, а подбородок с силой уткнулся в грудь. Негр замолчал, то ли ощутив бесполезность своей борьбы, то ли просто устав. А может быть, этот импровизированный подзатыльник был последней каплей, затопившей негритянскую волю к сопротивлению.

Старик включил старую, обшарпанную, настольную лампу и развернул ее, направляя на стул с задержанным. Оказавшись под лучом яркого света, чернокожий уже не дергался, а только беспомощно и жалко моргал, пытаясь спрятать глаза.

– Ну, чего тут говорить? – повторил Саня, почесывая затылок под картузом. – На наркоте его взяли и на девках…

– И зачем же ты его сюда притащил? – удивился Старик. – Ведь есть же решение по наркотикам и проституции: исполнять таких на месте, только протокол писать.

Старик с легким раздражением бросил окурок папиросы в жестянку-пепельницу. Впрочем, недовольство его вызвала скорость горения папиросного табака, а отнюдь вполне простительная бестолковость Сани.

– А вдруг он еще чего здесь скажет? – находчиво, как ему казалось, попробовал вывернуться командир патруля. – Ценное для общего дела?

Все-таки Саня и сам сознавал, что они сваляли дурака, притащив этого здоровяка сюда, вместо того, что б пристрелить или заколоть штыком прямо на улице, на месте преступления, у того бетонного забора, где он стоял вместе с тройкой девок. А вот девок правильно привели, для пользы дела, пусть хотя бы полы помоют, что ли, или еще какими хозделами займутся. А вечерком их можно будет и по прямому назначению употребить, то есть, как девок, раз уж они здесь оказались. Подумав так, Саня покаялся:

– Ну, дурака сваляли, Старый, виноваты… погреться захотелось, с народом поговорить, вот и пришли… а хошь – выведем его и прямо здесь…

– Я тебе дам – прямо здесь! – погрозил Сане пальцем Старик. – Нет уж, раз привели, пусть все будет по правилам… Документы-то хоть какие у него при себе были?

– А как же! – обрадовался Саня, увидев, что Старик не сердится всерьез, а грозит ему только по инерции, мол, так положено, что б старший младшему взбучку давал. – Вот они, я приберег, что б этот чернявый не скинул где по дороге…

Саня достал откуда-то из заднего кармана брюк упакованную в пластик разноцветную пеструю карточку размером в детскую ладонь и положил её на стол перед начальством.

– Гражданин Сенегамбии Жак Хуссейн Муби, – проговорил Старик, дальнозорко вглядываясь в документ. – Ишь, откуда занесло его на свою погибель…

Старик выдвинул скрипучий ящик стола и извлек оттуда маленький плоский вычислитель, уже подсоединенный кабелями и к электросети, и к Всемирной Паутине. Под восхищенным взглядом Сани, так и не освоившим нехитрую, казалось бы, науку общения с аппаратом, Старик дождался пока оттестируется система, подключился к Паутине и загрузил простенький браузер.

Поколдовав над маленькими, не очень-то удобными для старческих пальцев клавишами, Старик вновь поднес к глазам удостоверение личности задержанного, диктуя вполголоса сам себе и занося в экранную форму номер, серию, дату выдачи. «…гражданин Сенегамбии. Асоциальный элемент. Приговорен к ликвидации судьей Стариковым…» Эх, фамилия, фамилия… лет двадцать назад он сам и окружающие ударение ставили на первый слог, а вот последние годы – на слог последний. «Приговор приведен в исполнение в присутствии судьи Старикова и старшего смены Семенова». Дата, личный номер судьи.

Старик потер руки и заключительным ударом по клавише послал информацию во Всемирную Паутину, на всеобщее обозрение. Пусть еще разок узнают, что у нас теперь так, без церемоний и оглядки на гражданство и национальность, виновный получает по заслугам.

– Вот так-то, Саня, – сказал старик. – Давайте-ка его в подвал, а я уж следом за вами… Да, а девок его куда девали? Неужто на улице оставили?

– А чего ж добру-то пропадать? – удивился Саня. – Там бы их в момент кто другой оприходовал, а так – туточки они, сидят в клетке, две негритяночки, да наша одна… ну, может, и не совсем наша, но белая, то есть смуглая, ну, не черная, короче…

– Вы их там не задолбайте! – сурово сказал Старик и неожиданно озорно, по-молодому, подмигнул Сане. – Знаю я вас, сексуальных террористов…

– Да ни боже упаси, – привычно отозвался Саня. – Мы ж так, для пробы, а потом по хозяйству пристроим…

– Вот-вот, прибираться за вами тоже кто-то должен… Ну, двинулись?

Старик неторопливо выключил аппаратуру, вернул её в скрипучий ящик и поднялся из-за стола, разминая затекшие от долгого сидения мышцы и слегка, по-стариковски, покряхтывая. А негр, сперва не понявший, что дознание, следствие и суд уже состоялись здесь, в этой комнате, залопотал визгливо, путая британские и французские слова: «Нет… нет... я иностранный подданный… у меня есть французский паспорт… вы должны звать консула…»